В 1066 году войско Вильгельма Завоевателя высадилось на побережье Суссекса. Гарольд, исполненный решимости защищать свои права на корону, которую ему вручил народ, возвращался с севера, где под Йорком он разгромил войско другого претендента на престол - графа Нортумберлендского Тости. 13 октября в районе Гастингса армии встретились. За день до сражения Вильям послал Гарольду предложение решить дело в личном поединке, чтобы не лить понапрасну кровь тысяч людей. Однако Гарольд отказался, сказав, что вверяет судьбу Богу Армий. Ночь перед боем обе армии провели в виду друг друга, с нетерпением ожидая рассвета; англичане -- распевая боевые песни, норманны - в молитвах и религиозных обрядах. В результате битвы 14 сентября Гарольд был убит.
Едва лишь Вильям переправился через Темзу близ Уолингфорда, Примас Стиганд принес ему признание от имени Английской Церкви, а не успел он доехать до столицы, как к нему в лагерь явились представители знати также с выражением подчинения его власти. Вильям был естественно очень рад получить мирным путем трон, за который его предшественники должны были одержать не одну, а несколько побед. Однако для того, чтобы придать своему приобретению максимальную легитимность, он был коронован в Вестминстере архиепископом Йоркским и по традиции саксонских и датских королей дал торжественную клятву охранять и защищать церковь, соблюдать законы королевства и беспристрастно управлять народом. Обеспечив таким образом свою власть и приведя англичан то строгостью, то милосердием к полному повиновению, он решил вернуться на континент, чтобы насладиться триумфом и поздравлениями от своих нормандских подданных.
Отсутствие Вильяма в Англии имело самые фатальные последствия. Его соратники, освободившись из-под его строгого контроля, сочли это благоприятной возможностью для вымогательства и третировали покоренных англо-саксов со всей жестокостью малых тиранов. С другой стороны, англичане, которым Вильям внушал благоговейный страх, расценили его отъезд как счастливую возможность вернуть себе свободу. Они составили заговор с целью перерезать всех захватчиков и назначили день для замышляемой резни, которая была намечена на первую среду после великого поста, т.е. на то время, когда в ходе богослужения все нормандцы должны были остаться безоружными, как того требовал обряд покаяния.
Однако возвращение Вильяма расстроило все их планы, а он с того времени утратил доверие к своим английским подданным и стал смотреть на них как на закоренелых и непримиримых врагов. Он уже настроил к тому времени достаточное количество крепостей в королевстве, чтобы не опасаться мятежей или отдельных возмущений народных масс, и поэтому решил обращаться с англичанами как с порабощенным народом, т. е. тешил свою страсть к наживе и жадность своих соратников бесчисленными конфискациями и укреплял свою власть, подавляя и унижая всех, кто способен был оказать хоть какое-то сопротивление. Он стал конфисковывать все поместья английской знати, награждая ими нормандских дворян. Так все древнейшие и знатнейшие саксонские семьи были доведены до нищеты; англичанам были закрыты все дороги к выдвижению или повышению по службе.
Чтобы заставить церковь служить его интересам, он назначал на ответственные духовные посты только своих соплеменников и даже архиепископа Кентерберийского Стиганда он сместил под каким-то незначительным предлогом. Саксонские прелаты замещались нормандскими, и вскоре англичане с унижением увидели, что все мало-мальски высокие должности как в церкви, так и в государстве заняты исключительно иностранцами.

Вильям так безжалостно обращался с народом, который он покорил, был столь решителен в своем стремлении отбить у него всякую охоту к сопротивлению, что для него ничего не стоило, например, после восстания в Нортумберленде в 1070 году отдать приказ к опустошению плодородных земель между реками Хамбер и Тиз на протяжении 60 миль. По этому приказу многие цветущие города, деревни и прекрасные поместья были сожжены дотла, сельскохозяйственный инвентарь уничтожен, а скот угнан. Великий лорд Литттлтон, говоря об этих жестоких опустошениях, а также о бедах, вызванных введением "Лесных законов", замечает, что сам Аттила в меньшей степени заслужил прозвище "Бича Господнего", чем этот безжалостный тиран, нанесший такой ущерб своей собственной стране, какой ни Аттила, ни кто-либо другой не наносил странам чужим.

В его правление впервые в Англии были учреждены мировые судьи. При нем был построен Тауэр и, что самое важное, по всему королевству была произведена тщательная перепись населения, а также составлен перечень земельных угодий и хозяйств с указанием их ценности, качества почв, текущего дохода с них, оценки их потенциальных возможностей и т. д. Все это вошло в реестр под названием "Книги Страшного Суда", который и по сей день хранится в Казначействе и считается одним из наиболее ценных памятников старины, которым обладает какая-либо страна.
В это же время был установлен комендантский час ("curfew" -- от французского "couvre-feu", что соответствует английскому "cover fire", т. е. "прикрыть огонь"). В 8 часов вечера колокол возвещал о том, что огни должны быть потушены.
За десятилетие, прошедшее после битвы при Гастингсе, Вильгельм не только занимался преобразованием Англии. Немало времени он провел во Франции, подавляя мятежи в своем старом герцогстве. В 1087 г. Вильгельм и король Филипп Французский, поссорившись из-за владений, начали войну. Вскоре после взятия города Манте Вильгельм, которому тогда было шестьдесят лет, был смертельно ранен при падении с коня. Это случилось 9 сентября 1087 г.

Его преемником стал Вильям Рыжий (по цвету волос), тогда как старшему сыну, Роберту была отдана во владение Нормандия. Тем не менее нормандские бароны, с самого начала недовольные таким расчленением империи покойного короля Завоевателя, мечтали о ее воссоединении под началом Роберта, которого они считали более законным (или более подходящим) ее хозяином. Против Вильяма был составлен могучий заговор, подготовленный братом покойного короля по имени Одо.
Вильям, чувствуя угрожающую ему опасность, постарался первым делом завоевать симпатии коренных англичан, обещая им в будущем справедливое и милосердное правление и свою благосклонность и побуждая их защищать его интересы. Вскоре он собрал большую армию и был готов противостоять любым попыткам оспорить его претензии на трон. Роберт же, вместо того чтобы также набирать рекрутов и оказывать поддержку своим сторонникам в Англии, растрачивал свои ресурсы и незаслуженные доходы в праздных кутежах. Так он откладывал свое отплытие до тех пор, пока благоприятная возможность для этого не была упущена. Тем временем Вильям с необычайной энергией поспешил разгромить заговор прежде, чем Роберт сумеет произвести высадку. Это оказалось не столь уж трудным делом; заговорщики при первом же появлении короля поспешили сдаться на милость победителя. Верный своему слову, король подарил им жизнь, но конфисковал их имущество, а их самих выслал за пределы королевства. Через некоторое время между братьями произошло новое столкновение, и вновь Руфус нашел средство еще дальше вторгнуться во владения Роберта. Таким образом, каждый новый заговор служил лишь обогащению короля; он же позаботился о том, как обратить себе на пользу те средства, которые выделялись с целью его свержения.

Однако память об этих быстротечных и безуспешных заговорах и изменах сегодня полностью затмило одно из наиболее значительных предприятий, которые когда-либо украшали летописи народов и возбуждали внимание всего человечества. Это крестовые походы, начавшиеся в это время.

Петр Пустынник, уроженец Амьена (в Пикардии) был человеком великого благочестия, мужества и честолюбия. Он совершил паломничество к Святой Гробнице в Иерусалим и видел, каким жестоким гонениям и унижению подвергаются там христиане со стороны неверных, обладавших тогда этим городом. Он стал проповедовать по всей Европе крестовый поход, который благословил сам папа Римский, и люди всех сословий стекались к нему в армию, полные величайшего стремления освободить Святую Землю от неверных. Каждый из них носил на плече крест в знак преданности этому замыслу. В гуще всеобщего дурмана, охватившего всю Европу, эти люди не совсем уж забывали и о своих собственных интересах, ибо некоторые из них, надеясь основать новые прекрасные поселения в плодородных землях Азии, продавали всю свою европейскую собственность за любую плату, которую они могли выручить.

Среди принцев, разделявших и поощрявших дух и цель этого предприятия, был Роберт, герцог Нормандии. Крестовый поход полностью соответствовал его наклонностям, да и ситуации, в которой он оказался; он был храбр, упорен, алкал славы, был беден, измотан мятежами и, что самое главное, жаждал перемен. С целью добыть денег для финансирования столь дорогостоящего предприятия он предложил своему брату Руфусу Нормандское герцогство под заклад за оговоренную сумму. Эта сумма (а именно 10 тысяч марок1) была с готовностью предоставлена ему Руфусом, который стремился использовать любую возможность для расширения своих владений. Однако получение прав на Мен и Нормандию, хотя и раздвинуло в значительной мере рамки его королевства, все же не добавило ему реальной власти; его новые подданные были людьми независимого и гордого духа, готовые скорее оспаривать его приказы, чем повиноваться им. Это привело ко многим восстаниям и мятежам, которые королю пришлось подавлять силой. Не успевал он раскрыть один заговор, как возникал новый. Тем не менее, Руфус, равнодушный как к похвалам, так и к осуждению, продолжал расширять свои владения то с помощью сделок, то путем завоеваний. Граф Пуатье и Гиени, охваченный стремлением примкнуть к крестовому походу, собрал большое войско, но испытывал нужду в деньгах для ускорения военных приготовлений. Поэтому он обратился к Руфусу с предложением отдать ему свои владения под заклад, не заботясь о том, что будет с несчастными подданными, от которых он таким образом избавился. Король со свойственной ему алчностью принял и это предложение и стал готовить войско и флот для того, чтобы вступить во владение доставшимися ему богатыми провинциями. Однако несчастный случай положил конец его честолюбивым устремлениям. Во время охоты он был поражен стрелой, которую сэр Уолтер Тиррел направил в оленя в лесу Нью-Форест. Стрела, ударившись о дерево, рикошетом отскочила и попала королю прямо в сердце, отчего он тут же упал мертвым. Нечаянный виновник его смерти, перепуганный таким исходом, пришпорил коня и, доскакав до берега моря, отплыл во Францию, где примкнул к крестовому походу и отправился в Иерусалим.

Главными архитектурными памятниками эпохи Руфуса являются крепостной вал, окружающий Тауэр в Лондоне, и Вестминстерская Ратуша. Ко времени его кончины ему было сорок два года и он занимал трон тринадцать лет.
В 1100 году на английский престол вступил Генрих, прозванный Боклером (Грамотеем), младший брат погибшего короля, также принимал участие в злополучной охоте в лесу Нью-Форест и был свидетелем нечаянного убийства Руфуса. Он незамедлительно использовал ситуацию и поспешил в Винчестер, полный решимости завладеть королевской казной, которая (он это хорошо знал) должна была стать ему лучшим подспорьем в достижении его целей. Бароны и народ нехотя признали его претензии на трон, которым они не в силах были противостоять, и из страха перед угрозой силы изъявили покорность.

С целью расположить народ в свою пользу Генрих отстранил от власти всех советников своего невоздержанного и деспотичного брата. Для того чтобы закрепить свои права на корону и не опасаться соперничества, ему не доставало только одного. Англичане с ностальгией вспоминали монархов саксонской династии и сожалели об отстранении ее от трона. А ведь еще оставались в живых некоторые представители этой популярной династии и среди них племянница Эдгара Этелинга и правнучка Эдмунда Айронсайда, Матильда, которая, отказавшись от всех претензий на трон, воспитывалась в монастыре и уже была пострижена в монахини. Именно на ней Генрих и остановился в выборе себе подходящей супруги. С помощью этого брака можно было окончательно уладить противоречия между саксонцами и норманнами и объединить их интересы. Оставалось преодолеть лишь то обстоятельство, что Матильда уже была монахиней, однако Совет, преданный интересам короля, уладил и это дело; Матильда была провозглашена свободной вступить в брак и свадьба была отпразднована с величайшими великолепием и торжественностью.

В этот крайне неблагоприятный для себя момент вернулся из крестового похода Роберт, который, вступив во владение своим герцогством, вновь предъявил свои претензии на английскую корону. Все же после некоторых переговоров тяжба была улажена на следующих условиях: Роберт за определенную сумму отказывается от своих притязаний на Англию, а в том случае, если один из принцев умрет, не оставив наследника, то его владения получит другой. Договор был ратифицирован, армии распущены, и Роберт, проведя в гостях у брата два месяца в обстановке полного согласия и дружбы, вернулся домой в Нормандию.

Однако вскоре невоздержанность и неразумность Роберта показали, что он не способен править никаким государством. Он был полностью равнодушен к делам, явно предпочитая им более приятные забавы и развлечения. Приближенные и слуги обманывали и грабили его без зазрения совести. Рассказывают, что иногда он был вынужден проводить целые дни в постели, т. к. они крали его одежду. Но еще хуже приходилось его несчастным подданным, ибо они находились во власти и под гнетом хищных малых тиранов, которые безжалостно грабили и эксплуатировали народ. Вся страна страдала от жестокостей и насилия, и нормандцы, доведенные до отчаяния, обратили свои взоры на Генриха, чье мудрое правление в Англии давало им надежды на процветание и в Нормандии в том случае, если он примет правление в свои руки.

Генрих охотно обещал им помощь в беде, зная, что это -- наиболее скорый путь к удовлетворению его собственных амбиций. Поэтому в 1106 году он во главе сильной армии высадился в Нормандии и быстро овладел ее главными городами. В решающем сражении сторонники Роберта были разбиты, а сам он со всеми своими баронами и множеством солдат попал в плен. Генрих с триумфом вернулся в Англию, захватив с собой пленного брата, который после долгих лет отважных приключений и царственного положения был теперь лишен не только наследия, имущества и друзей, но и свободы. Генрих, не взирая на прежнее величие духа и благородство, проявленные по отношению к нему Робертом, обрек своего брата на пожизненное заключение, которое длилось ни много, ни мало 28 лет, пока наконец он не умер в замке Кардифф в Гламоргшире. Говорят, что его там ослепили, приложив к глазам раскаленные медные монеты. Уколы совести Генрих пытался усыпить тем, что основал аббатство Риддинг, что в те времена считалось достаточным для искупления любой степени варварства.

(1120) Казалось, судьба будет улыбаться Генриху, обещая ему долгое счастье и процветание. Он обладал двумя могучими государствами, в которых царили мир и спокойствие; у него был сын, которому исполнилось 18 лет и которого он любил больше всего на свете, и этот сын был безоговорочно признан всеми в Англии как его наследник; у него была и дочь Матильда, которую он выдал (в возрасте всего 8 лет) замуж за императора Священной Римской Империи Генриха V и отправил ее к германскому двору, чтобы она получила там надлежащее образование. Однако все его планы были перечеркнуты непредвиденным несчастьем, отравившим ему весь остаток жизни.

Король, проявивший себя столь энергичным узурпатором, опасался, что его семья может подвергнуться после его смерти аналогичным действиям со стороны новоявленных претендентов. Поэтому, не довольствуясь тем, что сын его был признан его наследником в Англии, он отправился с ним в Нормандию, где тамошние бароны должны были принести принцу присягу как будущему герцогу. После того, как эта торжественная церемония завершилась, Генрих с триумфом отправился домой, сопровождаемый великим множеством англо-нормандской знати, разделявшей его радость. На одном из кораблей должен был отплыть и молодой принц в сопровождении группы друзей из лучших семей Англии и Нормандии. Король, отплывший из Харфлера, уловив попутный ветер, быстро скрылся из вида, тогда как принца задержало какое-то обстоятельство. Команда во главе с капитаном Фитц-Стефеном, используя эту задержку, предалась бражничеству. Когда же корабль все-таки отплыл, подвыпившие матросы не смогли хорошо им управлять, и судно налетело на скалу и разбилось. Принц был сразу поднят на борт единственной лодки, которая стала удаляться от места крушения, но в этот момент он услышал крики своей сводной сестры Мод, которая тонула вместе с большинством остальных пассажиров, и заставил матросов вернуться для ее спасения. Едва лодка приблизилась к месту, где тонули многие оставшиеся в беде, эти несчастные бросились к ней в надежде спастись, перевернули ее и все пошли ко дну. При этом погибло около 140 молодых дворян из знатнейших фамилий Англии и Нормандии. Единственным, кому удалось спастись, был руанский палач, который забрался на мачту затонувшего корабля, откуда он был снят на следующий день рыбаками. Капитан Фитц-Стефен, видя, как палач борется за свою жизнь, подплыл к нему и спросил, жив ли принц. Услышав в ответ, что принц утонул, он сказал: "Тогда и мне не жить!", -- и тут же пошел ко дну.

Крики несчастных утопающих были слышны на берегу и достигли королевского корабля, но причина их была тогда неизвестна королю. Генрих еще три дня сохранял надежды, что принц доставлен живым в один из английских портов. Когда же он получил точные сведения о трагедии, то упал в обморок. С тех пор его никогда не видели улыбающимся. Через 15 лет после этого он умер в Сен-Дени, маленьком городке в Нормандии, объевшись миногами, которые он очень любил, умер 76 лет от роду на тридцать шестом году своего правления.

По завещанию наследницей всех его владений была названа его дочь Матильда, единственная из его детей пережившая отца. Первоначально она была выдана замуж за германского императора, но оставшись в 1125 году вдовой, возвратилась ко двору своего отца, где она носила почетный титул "императрицы". Впоследствии Генрих, находясь во Франции, проникся симпатией к Жоффруа Мартеллу, молодому графу Анжуйскому, прозванному Плантагенетом из-за его привычки носить на шлеме пучок цветущего дрока (plante-de-genet) вместо плюмажа. Став его крестным отцом по рыцарству, король не удовлетворился этим и решил, что молодой граф Анжуйский - наиболее подходящий жених для Матильды. Брак был заключен без согласия на то англо-нормандской знати и потому считался незаконным, что и послужило Стефену Блуа поводом для выступления с претензиями на английский трон.

(1135) Едва король скончался, сын его сестры Аделы, граф Блуа Стефен, исполненный сознанием своего влияния и силы, решил добыть себе то, о чем он давно мечтал. Он быстро перебрался из Нормандии в Англию и по прибытии в Лондон был восторженно встречен нижним сословием, которое незамедлительно признало его королем. Располагая поддержкой народа, он решил завоевать расположение духовенства, в чем ему немало помог его брат епископ Винчестерский, употребивший для этого все свое влияние. Так Стефен стал королем в результате быстро проведенной революции, весьма характерной для варварского государства, где такие революции - обычное дело.

Первые шаги узурпатора всегда направлены на завоевание популярности. С целью укрепить свой шаткий трон Стефен издал ряд указов, дарующих привилегии самым разным слоям населения: знати -- разрешение охотиться в ее собственных владениях; духовенству -- скорое заполнение церковных вакансий; народу -- возвращение законов Эдуарда Исповедника. Еще более укрепило его положение то, что завладев королевской сокровищницей в Винчестере, с помощью денег он добился утверждения своего титула папой Римским.

Однако и Матильда не дремала и вскоре предъявила свои права на престол, высадившись на побережье Сассекса, где она получила поддержку со стороны Роберта, графа Глостера (незаконного сына покойного короля). Поначалу вся ее свита не превышала ста человек, которые незамедлительно захватили замок Арундел. Однако вскоре законность ее претензий способствовала увеличению числа ее сторонников и соотношение сил изменилось в ее пользу. Тем временем Стефен, узнав о ее приезде, поспешил осадить замок Арундел, где Матильда нашла убежище у вдовствующей королевы, втайне поддерживающей ее претензии. Крепость Арундел была слишком слабой, чтобы выдержать долгую осаду, однако Стефен не мог позволить себе оскорбить вдовствующую королеву попыткой овладеть силой принадлежавшим ей замком. Верх одержал дух благородства, часто необъяснимым образом перемешанный с дикостью той эпохи. Стефен позволил Матильде покинуть замок Арундел и переправил ее в крепость Бристоль, равную по силе той, которую она покинула.

Было бы утомительно пересказывать все многочисленные вооруженные стычки между войсками противоборствующих сторон. Достаточно сказать, что с каждым днем силы Матильды росли, а силы ее соперника таяли. Победа склонилась на сторону королевы; Стефен был свергнут с престола, а его место заняла Матильда, короновавшаяся в Винчестере со всей торжественностью, какую только можно себе представить. Однако она оказалась никуда не годной правительницей. Она начала с того, что стала обращаться со знатью с такими надменностью и пренебрежением, от которых те давно отвыкли. Вскоре непостоянный народ стал жалеть о свергнутом короле и раскаиваться в помощи, оказанной им Матильде. Епископ Винчестерский не преминул использовать эти настроения и, когда народ созрел для мятежа, с помощью своих друзей и вассалов поднял восстание в Лондоне, где находилась резиденция королевы. Часть королевской казны была использована для подкупа населения, чтобы склонить его к мятежу и пленению королевы. Матильда вовремя узнала о заговоре и перебралась в Винчестер, но епископ, ее тайный враг, сопровождал ее туда, используя каждую благоприятную возможность для того, чтобы ей навредить. Его сторонники вскоре стали достаточно сильны, чтобы оказать королеве открытое неповиновение и осадить ее в том самом месте, где она получила благословение на царствование. Некоторое время она выдерживала осаду, но когда в городе начался голод, она была вынуждена бежать. Ее сводный брат граф Глостер, пытавшийся следовать за ней, был захвачен в плен, заключен в замке Рочестер и затем обменен на Стефена, который до тех пор был лишен свободы. Так произошла еще одна неожиданная революция. Стефен был снова провозглашен королем и прямо из тюрьмы возвратился на трон.
Однако вскоре он должен был принять вызов нового соперника, который с каждым днем становился все сильнее и опаснее. Это был Генри, сын Матильды, достигший двадцатилетнего возраста и обещавший вырасти в отважного воина и непревзойденного политика. Растущая популярность Генриха в народе позволила ему заявить свои наследственные права на королевство и оспорить узурпаторские претензии Стефена. В 1153 году он высадился в Англии, где к нему примкнули почти все бароны королевства.

Встревоженный мощью и популярностью соперника, Стефен пытался использовать в борьбе против него все возможные способы, но убедившись в невозможности остановить лавину, предложил переговоры, в ходе которых было решено: Стефен остается королем и правит до конца своих дней, но после его смерти корона переходит к Генриху, а сын Стефена Вильям помимо наследного графства Блуа получает еще и Булонь. После того, как все бароны торжественно поклялись соблюдать этот договор, наполнивший все королевство радостью, Генри покинул Англию, а Стефен вернулся к мирному обладанию своим троном. Однако, оно было прервано его смертью, последовавшей через год после заключения договора, в Кентербери, где он и был похоронен.

На престол взошел Генрих II. Первые же административные шаги Генриха дали народу счастливое предзнаменование его будущего мудрого правления. Уверенный в своей силе, он начал искоренять злоупотребления и упразднять некоторые незаслуженные привилегии, укоренившиеся в результате слабости или чрезмерной доверчивости его предшественников. Первым делом он распустил отряды наемников, чинивших бесконечные насилия над народом. Он отменил многие пожертвования церкви и монастырям, установленные до него, но издал ряд законов, предоставлявших гражданам некоторых городов свободу и привилегии, упразднявшие их зависимость от каких бы то ни было феодалов, кроме него самого. Эти хартии заложили фундамент английских свобод. Если и раньше народ поднимался иногда на борьбу против деспотии короля, баронов или духовенства, то теперь эта борьба приняла новый аспект: четвертая сила, а именно самая богатая часть населения стала претендовать на участие в управлении страной. Таким образом, произошло первое ослабление феодального господства, и свобода начала распространяться в народе более равномерно.

Укрепив свою власть, Генрих стал одним из самых могущественных принцев своего времени: будучи неоспоримым монархом в Англии, он обладал более чем одной третью земель Франции. Покорив баронов, стремившихся ограничить его власть, он, казалось, не должен был ожидать сколько-нибудь значительного сопротивления в будущем. Но случилось иначе: он встретил сопротивление там, откуда меньше всего мог этого ожидать.

Знаменитый Томас (Фома) Бекет, первый со времени норманнского завоевания англичанин по происхождению, поднявшийся до высот власти, был сыном простого горожанина. Получив приличное образование в школах Англии, он затем обучался в Парижском Университете, а по возвращении в Англию стал помощником шерифа. Начиная с этой скромной должности он неуклонно поднимался по ступенькам служебной лестницы, пока не стал архиепископом Кентерберийским (титул, уступающий только королевскому).

Как только он упрочился на этой высокой должности, которая делала его пожизненно второй персоной в государстве (1162 г.), он поставил себе целью добиться репутации святости, чему несколько мешала его прежняя легкомысленная жизнь. Зато теперь он превзошел в своем аскетизме все, что только можно себе представить. Он носил простую холщовую одежду на голое тело и менял ее столь редко, что она была страшно грязной и кишела паразитами. Он ел только хлеб и пил только воду, в которую добавлял горьких корней специально для того, чтобы испортить ее вкус. Спина его не заживала от рубцов из-за постоянного самобичевания. Так, притворяясь святым, он претендовал на роль защитника привилегий Церкви, которые в течение долгого времени были непомерно большими и которые теперь Генрих хотел урезать.

(1164) Вскоре королю представился удобный и весьма популярный повод начать замышляемую им реформу. Представитель "святого" сословия изнасиловал дочь одного джентльмена из Уорчестершира и затем убил ее отца, дабы избежать мести за свое деяние. Тяжесть преступления возбудила в народе негодование, и король настаивал на том, чтобы убийца и насильник предстал перед гражданским судом. Бекет воспротивился этому, ссылаясь на то, что это - прерогатива Церкви.
Для того чтобы сделать определение по этому делу, король созвал Генеральный Совет духовенства и знати в Кларендоне, которому он передал на рассмотрение этот случай, желая получить от собравшихся согласие с его решением. Такие советы собирались в то время скорее для того, чтобы одобрять королевские декреты, чем для издания законов, которым должны подчиняться следующие поколения. Было издано несколько постановлений, впоследствии известных под названием Кларендонской Конституции, которые были приняты без всякого противодействия. "Эти постановления предписывали духовным лицам, совершившим преступления, предстать перед гражданским судом. Было также постановлено, что миряне не могут представать перед духовным судом иначе, как законные и уважаемые свидетели. Эти и еще несколько менее важных постановлений общим числом 16 были с готовностью подписаны всеми присутствующими епископами. Сам Бекет, вначале демонстрировавший отрицательное отношение к этим постановлениям, поставил затем под ними свою подпись, присоединившись к остальным. Однако папа Александр осудил Кларендонскую Конституцию в сильнейших выражениях, признал ее недействительной и отменил ее.

Это привело к спору между королем и Бекетом, который, обладая высшей должностью, которой его мог наградить король, опирался еще на репутацию святого. В разгаре спора Бекет со свойственным ему бесстрашием, облаченный в епископскую ризу, с крестом в руках двинулся к королевскому дворцу и, войдя в королевские покои, сел, держа крест как знамя защиты. В самой торжественной манере он отдал себя под защиту высшего духовника в мире - папы, и получив отказ в просьбе разрешить ему покинуть королевство, сумел, переодевшись, тайно перебраться на континент. Там бесстрашие Бекета вкупе с его святостью обеспечило ему благосклонное отношение как народов, так и королей.
И папа, и Бекет не жалели сил в энергичных и громогласных проповедях, сотрясавших саму основу королевской власти. Бекет выставлял себя кем-то вроде новоявленного Христа, представшего пред мирским судом и заново подвергшегося мучениям в условиях надругательства над Церковью. Однако он не ограничивался одними проповедями; он огласил отлучение от Церкви всех главных министров короля, всех, кто был замешан в секвестировании его поместий и его епархии, всех, кто подчинился Кларендонской Конституции, или хотя бы одобрил ее - всех поименно. Было предпринято несколько попыток достичь компромисса, но взаимная ревность, подозрительность и недоверие, боязнь утратить какие-то позиции, - все это мешало достижению соглашения.

(1170) В конце концов взаимные интересы обеих сторон сделали примирение необходимым, однако ничто не могло сравниться с высокомерием, с которым Бекет повел себя, вернувшись в Англию. Вместо того чтобы спокойно вернуться в свою епархию со скромностью, подобающей человеку, только что прощенному королем, он предпринял триумфальное шествие по графству Кент с великолепием и пышностью суверена церкви. Когда он проезжал Саутворк, духовенство и миряне, люди всех сословий и возрастов вышли встречать его с радостными гимнами. Уверенный в том, что ему принадлежат сердца народа, он начал метать громы и молнии в тех, кого он считал своими противниками. Первым, кому он объявил отставку, был архиепископ Йоркский, короновавший старшего сына Генриха в его отсутствие. Затем он отлучил от Церкви епископов Лондона и Солсбери. Одного человека он отлучил за то, что тот выступал против него, другого - за то, что он отрубил хвост у его лошади.

Во время парадного шествия Бекета по Англии Генрих находился в Нормандии. Известия об этой беспримерной наглости и связанных с ней волнениями вызвали у него чувство негодования. Когда же отлученные от Церкви или отстраненные от должности прелаты стали прибывать к нему с жалобами, гнев его не знал границ. Он разразился бранными словами в адрес духовника, которого он поднял из самых низов до высшей после короля должности и который не перестает подрывать порядок в королевстве. Архиепископ Йоркский в ответ на это заметил, что, покуда Бекет жив, король никогда не будет знать мира и покоя. И здесь у короля вырвалось горькое слово жалобы на то, что у него, наверное, нет настоящих друзей, иначе он бы не подвергался оскорблениям со стороны какого-то неблагодарного лицемера. Эти слова взбудоражили весь двор и вооружили четверых рыцарей решимостью исполнить тайное желание короля. Заговорщики, к которым примкнули еще несколько человек, отправились в Кентербери со всей поспешностью, которой требовало их кровожадное намерение. Войдя в дом Бекета, они свирепо стали обвинять его в наглости и грубости его поведения. Пока шли препирательства, настало время, когда Бекет должен был служить вечерню. Он отправился на службу без охраны, и заговорщики последовали за ним готовые к действию. Как только он достиг алтаря, где ему было суждено обрести славу мученика, они напали на него, нанося один удар в голову за другим. Бекет упал мертвым пред алтарем св. Бенедикта, забрызгав его кровью и мозгами. Нет слов, чтобы описать смятение короля при известии об этой ужасной драме. Он сразу понял, что это убийство будут приписывать ему. Наконец, чтобы отвлечь внимание народа, он предпринял экспедицию в Ирландию (1172 г.).
В то время Ирландия во многом напоминала Англию эпохи первого саксонского нашествия. Вообще-то ирландцы рано были обращены в христианство и в течение трех или четырех столетий после этого были одним из самых культурных народов своего времени. Не потревоженные вражескими завоеваниями (возможно, они были настолько бедны, что никто на них не зарился), они наслаждались мирной жизнью, которую посвящали набожным занятиям и тем наукам, которые по представлениям того времени были наиболее угодны Богу. И на сегодняшний день имеется достаточно много свидетельств былого расцвета наук, искусств и благочестия у древних ирландцев, чтобы не ставить под сомнение их высокую в прошлом культуру. Однако правда и то, что ко времени, о котором идет речь, их потомки утратили былые достоинства и погрязли в темнейшем невежестве и варварстве.
В то время, когда Генрих впервые задумал завоевание этого острова, он был разделен на пять княжеств: Лейнстер, Миф, Мюнстер, Ольстер и Коннот, - каждое со своим собственным сувереном. Поскольку было принято, что один из них брал на себя руководство военными действиями, то он и считался верховным монархом королевства, обладая такой же властью, как и первые саксонские монархи в Англии. В то время на эту роль выдвинулся Родерик О'Коннор, король Коннота, а владетелем Лейнстера был Дермот М'Моро, слабый и безнравственный тиран. Этот последний похитил дочь у короля Мифа, который при поддержке О'Коннора вторгся во владения Дермота и изгнал его из Ирландии. Справедливо наказанный тиран отправился тогда к Генриху, находившемуся в то время в Аквитании, и попросил его о помощи против своих соотечественников, а взамен предложил принять его княжество под британскую корону.

Генрих с готовностью принял это предложение, но поскольку он был в то время занят другими делами, он дал Дермоту только письменный патент, которым обязывал своих подданных оказывать помощь Лейнстерскому князю. Полагаясь на этот документ, Дермот отправился в Бристоль, где после некоторых затруднений заключил договор с Ричардом Стронгбау, графом Пембрукским, который согласился водворить его в его владения при условии, что Дермот отдаст за него свою дочь Еву и объявит его наследником всех подвластных ему земель. Заручившись такой поддержкой, Дермот тайком вернулся в Ирландию и укрылся в монастыре Фернз, который он сам основал.

Роберт Фитцстефенс был первым рыцарем, который высадился следующей весной в Ирландии во главе отряда в 13О других рыцарей, 6О сквайров и трех сотен лучников, чтобы оказать Дермоту обещанную помощь. Вскоре к ним присоединился Морис Пендергаст с 1О рыцарями и 6О лучниками. С этими малыми силами они решили осадить Уэксфорд, принадлежавший им по договору. Город был быстро покорен, а искатели приключений, усиленные еще одним отрядом в 15О человек под командой Мориса Фитцджеральда, повергли аборигенов в ужас. Родерик, король острова, пытался им противостоять, но был разбит. Вскоре князь Оссори был вынужден оставить им своих заложников и обещать лояльное поведение в будущем.
Утвердившись в своих наследственных владениях, Дермот стал вынашивать планы расширить их границы и сделаться хозяином всей Ирландии. С этими надеждами он пытался обойти своего союзника Стронгбау, который не мог прибыть в Ирландию, так как это было ему запрещено королем. Дермот пытался удовлетворить свое честолюбие славой завоеваний, а свою алчность - выгодами, которые они приносят. Считая своих соотечественников трусами, не способными оказать сопротивление, он решил, что дальше справится с ними и без графа. Однако, получив разрешение короля, Стронгбау послал сначала своего помощника - Раймонда с 10 рыцарями и 70 лучниками, а затем высадился и сам с 200 конных рыцарей и сотней арбалетчиков. Соединившись, английские воины стали непреодолимой силой, и, хотя их число не достигало и тысячи, аборигены были столь трусливы, невежественны и неумелы в бою, что разгромить их не составило труда. Вскоре пал Уотерфорд, а Дублин был взят приступом.

Стронгбау, женившись на Еве, стал по договору полным хозяином княжества Лейнстер после того как Дермот заболел. Остров был полностью покорен, и ничто не могло противостоять победоносным английским войскам. Теперь и Генрих захотел лично разделить с искателями приключений завоеванные ими почести. Во главе 500 рыцарей и нескольких сот лучников он высадился в Ирландии не столько для военных действий, сколько для того, чтобы вступить во владение новыми землями. Так в результате пустяковых усилий, ценой минимальных денежных затрат и, как говорится, малой кровью этот прекрасный остров присоединился к владениям британской короны и с тех пор всегда пребывал в этом состоянии.

(1173) Радость по поводу удачного завоевания была велика, но заботы семейного характера отравили последние годы Генриха и насытили их драматическими событиями и тревогами. Одним из многих пороков, приписываемых этому монарху, была безграничная влюбчивость. Королева Элеонора, на которой он женился сугубо по расчету и которая была на 9 лет старше его, давно уже была ему не мила. Поэтому Генрих искал в других женщинах удовлетворения, которого он не мог найти у нее. Наиболее примечательной из его фавориток была Розамунда Клиффорд, более известная как Прекрасная Розамунда, очаровательные достоинства и смерть которой сделали ее героиней многих романсов и баллад того времени. Говорят, что она была самой красивой женщиной Англии и что Генрих любил ее долгой и преданной любовью.

Чтобы обезопасить ее от гнева королевы, которая, хотя и не отличалась супружеской верностью во время своего первого брака, но с годами стала бешено ревнивой, король укрыл Розамунду в лабиринте Вудстокского парка, где он проводил в ее компании часы досуга и наслаждений. Нам не известно, как долго продолжалась эта тайная связь, но по-видимому, она скрывалась не так хорошо, чтобы королева в конце концов о ней не узнала. В легендах говорится о том, как Элеонора, выследив свою прекрасную соперницу в лабиринте по шелковой нити и, приставив к ее груди кинжал, заставила ее выпить яд.

Правдива эта история или нет, но несомненно, что высокомерная королева, сама в молодые годы прославившаяся своими любовными интригами, на склоне лет терзалась ревностью и именно она стала сеятельницей вражды между королем и его сыновьями.

Молодому Генри, старшему сыну короля, внушалось, что он жестоко обделен отцом: ведь несмотря на то, что он был коронован в качестве королевского наследника и помощника, его не допускали к управлению государством. Его недовольство разделяли его братья Ричард и Джеффри, которых королева также побуждала предъявить свои права на предназначенные им земли. Королева Элеонора замышляла побег во Францию, где уже находились три старших ее сына (1173 г.), но при попытке осуществить это намерение была захвачена в костюме мужчины и подвергнута заточению в замке, длившемуся 16 лет вплоть до самой смерти Генриха.

Так, долгую, как казалось, перспективу счастья и благополучия полностью заволокло мрачными тучами. Едва сыновья стали взрослыми, они захотели разделить с отцом все доходы от его владений, а королева оказывала непокорным принцам горячую поддержку. Да и многие монархи Европы не стеснялись поддерживать их претензии и оказывать им помощь. Энергичным принцам потребовалось немного времени для того, чтобы их влияние на континенте стало достаточным для организации мощного заговора в их пользу. Генрих, зная о том, насколько сильны в народе религиозные предрассудки, а возможно и сам, полагая, что причиной его неудач является гнев Божий, решил подвергнуть себя епитимье в раке Святого Томаса (так стали именовать Бекета после его канонизации) в Кентербери. Как только он завидел издали Кентерберийский собор, он спешился и босиком прошел по всему городу, в то время как монахи хлестали его плетьми по спине. Потом распростерся перед ракой святого на камнях и провел так в посте и молитвах весь день и всю ночь. Наутро он получил отпущение грехов, а вернувшись в Лондон, узнал о том, что в тот же день его войска одержали победу над шотландцами.

С этого времени дела у Генриха стали поправляться. Бароны, участвовавшие в заговоре, были приведены в повиновение и сдали свои укрепленные замки. Через несколько дней в Англии царили мир и спокойствие. Молодой Генри, готовый уже во главе большой армии отплыть в Англию, чтобы примкнуть к восставшим, вынужден был отказаться от этой экспедиции. А через 9 лет он умер от лихорадки в Марселе в возрасте 26 лет, раскаявшись перед смертью в неподобающем поведении по отношению к отцу.

Поскольку этот принц не оставил потомства, наследником короны стал Ричард. Он рано обнаружил те же пылкие амбиции, которые искушали его старшего брата. В это время готовился еще один крестовый поход. Ричард не желал делить славы от этого предприятия ни с кем и не мог допустить и мысли о том, что соавтором его будущих побед станет его отец. Поэтому он вступил в сговор с королем Франции, который обещал ему поддержку в его честолюбивых планах. Генрих счел необходимым отказаться от намерения освободить Храм Господний и стал готовиться к войне против объединенных сил Франции и Ричарда (1189).

В конце концов было достигнуто соглашение, по которому Генрих был вынужден пойти на многие унизительные уступки. Но обиднее всего для него было открывшееся участие в заговоре его любимого младшего сына Джона. До сих пор восстания детей против короля не вызывали у него особых эмоций; он относился спокойно и к мысли об отречении, но теперь, когда в заговор против него оказалось замешанным самое любимое его чадо, чьи интересы были для него всего дороже, он впал в ярость и разразился самыми отчаянными проклятьями и ругательствами. Он проклял тот день, когда был рожден для столь жалко окончившегося существования, проклял своих неблагодарных детей и не снимал с них этого проклятья до самой кончины. Насколько раньше его сердце было открыто дружбе и любви, настолько теперь он возненавидел людей, считая их всех варварами и предателями. Не имея ни одного уголка в своем сердце, где бы он смог найти покой и отдохновение от конфликтов, он утратил прежнюю жизнестойкость. Разбитое сердце способствовало затяжной лихорадке, положившей конец его жизни и страданиям. Он умер в замке Шинон, близ Сомюра на 58-м году жизни и 36-м году своего правления, во время которого проявил все необходимые качества прекрасного политика, всю мудрость законодателя и все величие героя. Все эти замечательные качества были, правда, запятнаны жестокостью и вероломством, но эти пороки были свойственны всем Плантагенетам.

Ричард по прозванию Кер де Лион, вступив на престол в 1190 году, по-прежнему жаждал отправиться в крестовый поход. Наконец, завершив все необходимые для этого предприятия приготовления и даже продав за умеренную плату добытый его отцом сюзеренитет над Шотландией, он отправился в Святую Землю, куда его призывал в многочисленных посланиях король Франции Филипп II, готовый отплыть в том же направлении.

Место встречи английских и французских крестоносцев было назначено в Бургундии. Когда Ричард и Филипп прибыли туда, их армии, в составе около ста тысяч бойцов каждая, уже ожидали своих вождей. Здесь английский и французский короли, дав друг другу торжественные клятвы верности, дружбы и взаимной помощи, решили доставить свои войска в Святую Землю морем. Однако непогода заставила их искать укрытия в Сицилии, где они провели всю зиму. Ричард разместился в пригороде Мессины, в небольшой крепости, контролировавшей все подходы к порту. Филипп расквартировал свое войско в самой столице, где он приятно проводил время в обществе сицилийского короля.

Между монархами было немало взаимного недоверия, подозрений и затаенной вражды, возможно умышленно подогревавшейся королем Сицилии. Наконец, уладив все противоречия и ссоры, они отплыли в Святую Землю, куда французы добрались значительно раньше англичан. По прибытии английской армии в Палестину судьба сначала будто улыбнулась общему делу: французский и английский короли, казалось, забыли о своих взаимных тайных подозрениях и начали действовать согласованно. Однако вскоре Филипп, сославшись на состояние здоровья, вернулся во Францию, оставив Ричарду всего лишь десять тысяч своих бойцов под командованием герцога Бургундского.

Оставшись во главе армии крестоносцев, Ричард вел их от победы к победе. Вскоре они осадили восстановленную незадолго до этого крепость Аскалон, которая открывала дорогу к Иерусалиму. Саладин, наиболее героический из всех сарацинских монархов, был полон решимости помешать крестоносцам овладеть этой крепостью и занял подступы к ней с армией в 300 тысяч человек. Это был день, отвечающий самым честолюбивым стремлениям Ричарда, ибо дал ему противника, достойного самых высоких амбиций. Победа досталась крестоносцам. Ричард, когда фланги его армии были смяты противником, лично возглавил резервный отряд и восстановил положение. Сарацины бежали в величайшей панике, оставив на поле боя более 40 тысяч убитых.

(Мужество Ричарда было столь неоспоримым, даже во вражеской армии, что одно его имя наводило на сарацинов. Иной раз можно было слышать, как какой-нибудь сарацин говорит заупрямившейся лошади: "Ну, мертвая! Что стала? Ричарда увидала что ли?". Не менее замечательными, чем мужество Ричарда были его упорство и прилежание. Чтобы поощрить солдат, восстанавливавших стены Аккры после ее взятия в 1191 году, Кер де Лион не только работал каменщиком сам, но и указал другим военачальникам рабочие места среди их подчиненных. Все охотно подчинялись ему, за исключением Леопольда, герцога Австрийского, который заявил, что, поскольку его отец не был ни каменщиком, ни масоном, то и он не освоил этой профессии. Ричард, услышав эти слова, повторенные ему в лицо, вышвырнул обнаглевшего герцога из палатки и приказал предать позору австрийское знамя. (Бромптон)

Вскоре после этой победы пал Аскалон и еще несколько городов, что позволило Ричарду приблизиться к Иерусалиму настолько, что он мог наблюдать этот предмет его давних и страстных мечтаний. Но в этот славный момент его честолюбивые планы потерпели крах. Проведя смотр своим войскам с целью оценки возможности начать осаду, он обнаружил, что потери так велики, а оставшиеся в живых так изнурены голодом, болезнями и усталостью, что не имеют ни сил, ни желания выполнять его приказы. Поэтому достижение соглашения с Саладином оказалось совершенно неизбежным и с ним было заключено перемирие на три года. По договору все морские порты Палестины должны были оставаться в руках христиан, а всем исповедующим эту религию было гарантировано безопасное паломничество в Иерусалим.

Саладину были присущи редкие величие духа и благородство. Летописи рассказывают о том, как однажды во время этой кампании Ричард опасно заболел; для его лечения требовались свежие овощи, фрукты и лед для их охлаждения. И благородный сарацин послал в изобилии и то, и другое, и третье единственному из своих противников, которого он опасался, и тем самым спас ему жизнь. (Vita Saladini).

Ричард, увенчав, таким образом, свою экспедицию скорее славой, чем реальными успехами, начал подумывать о возвращении домой. Однако, будучи вынужден пробираться через Германию под видом странствующего пилигрима, он был в окрестностях Вены захвачен в плен своим врагом, герцогом Австрийским Леопольдом, который приказал заковать его в кандалы и заключить в тюрьму, -- приказание, позорящее честь и достоинство герцога. Вскоре Германский император Генрих VI приказал герцогу доставить пленника в его распоряжение и наградил Леопольда крупной суммой денег за проявленное рвение. Так король Англии, прославившийся своими подвигами на весь мир, был подло брошен в темницу и подвергнут жестокому обращению теми, кто намеревался использовать в корыстных целях его бедственное положение.

Прошло немало времени прежде, чем подданные Ричарда в Англии узнали о злоключениях своего любимого монарха. Связь между народами в то время была такая слабая, что это открытие было сделано (так говорит легенда) лишь благодаря бедному французскому менестрелю, который, странствуя по Европе от одного замка к другому наигрывал на арфе любимую мелодию Ричарда. Однажды из окна одного из замков он услышал в ответ ту же редкую мелодию: это король, взяв в руки арфу, открыл таким образом место своего заточения.

Однако Англичанин в конце концов взял верх над германским варваром-императором, который, видя, что не может более задерживать своего пленника, был вынужден выполнять условия соглашения, по которым Ричард был возвращен своим подданным за выкуп в сто пятьдесят тысяч марок, или сто тысяч фунтов на английские деньги. Ничто не могло сравниться с радостью англичан при возвращении их монарха после всех его подвигов и страданий. Свой въезд в Лондон он превратил в триумф, при котором горожане проявили такие роскошь и расточительность, что германские лорды, сопровождавшие короля высказались в том духе, что если бы император знал о богатстве и верноподданнических чувствах англичан, он не расстался бы столь легко со своим пленником.

Вскоре Ричард приказал вновь короновать себя в Винчестере. Он созвал Генеральный Совет в Ноттингеме и конфисковал все владения своего брата Джона, который упорно старался продлить его плен, вступив с этой целью в союз с королем Франции. Однако Ричард скоро простил Джона со следующими благородными словами: "Хотел бы я столь же легко забывать обиды, нанесенные мне братом, сколь легко он просит прощения."