Команчи были одним из самых многочисленных и гордых племен Америки, не желавших переселяться в резервации. Что ж, вот все, кто остались. Те, кто не погиб в бою, не вынес кошмарного перегона по железной дороге через весь материк. У нас не осталось ничего - одежда, любые ценности, даже дети были отобраны бледнолицыми. Надеяться больше нечего, и все-таки что-то заставляет нас передвигать ноги, двигаясь вперед без цели и смысла, без надежды на отдых. А в сердце обида и боль, и еще страх. Но обида сильнее, обида за то, что не умер там, в прерии, захватив с собой десяток-другой бледнолицых, за то, что позволили так над собой издеваться. В голове стучит лишь одна мысль - "почему я не умер?!"... и все-таки мы медленно бредем вперед...

Нас встречают белые. Я говорю, что американские власти послали нас сюда жить, их вождь машет рукой в сторону леса - там теперь наш новый дом. Охотиться нам здесь не дают, да и как нам охотиться - изможденные люди еле переставляют ноги. Медленно, как уставшая черепаха, выжившие поднимаются и ползут в сторону лесной тропы.

Здесь нас поджидает залитая кровью стоянка неизвестного индейского племени. Как ни привычны мы к виду крови, в сердце находится место для возмущения - гниющие, не похороненные тела говорят о том, что избиение произошло совсем недавно. Их даже не успели ограбить и богатое, украшенное золотом оружие валяется рядом со своими бывшими хозяевами. Раны пулевые, и повсюду следы сапогов - здесь явно побывали до нас белые. Как не устали люди, но первое, что делаем мы, это хороним мертвых.

Белый вождь нагло входит в лагерь. Да, встреться он с нами в родных прериях, научили бы его манерам, но сейчас мы на его земле и подчиняемся силе бледнолицых. Вождь говорит о мире и дружбе, именно эти слова говорили нам белые за день до внезапного нападения на поселение, говорит о том, что нам здесь будет хорошо, говорит, говорит, говорит... Мы не верим ни одному его слову. Лишь маленькая надежда теплится в моем сердце - на стоянке племени мы нашли оружие - не много, но и это уже кое-что.

Вождь сообщает, что на этих землях находится комиссия американского правительства - жадные белые нашли здесь золото. Комиссия хочет выгнать индейцев и начать разработку золотых руд. Любой может получить участок земли. "Любой?", - переспрашиваю я, - "Даже индеец?" Кроме индейцев, конечно, можно было не спрашивать. Тогда почему же мудрому белому "другу краснокожих" не пришла в голову мысль самому взять один или даже несколько участков? Белый вождь не замечает сарказма, кажется, он весь захвачен идеей. Конечно, он же считал эту землю и это золото потерянными, а мы вновь возвращаем ему надежду.

Нет более лживого языка, чем язык бледнолицых. Не успела улечься пыль, поднятая ногами белого вождя, как на стоянку вваливается толпа белых. Отогнав дулами пистолетов племя, они жадно, как стая воронья, набрасываются на украшения бывших хозяев, роются в домах, залезают в каждый кувшин в поисках безделушек. Потом из толпы выделяется один бледнолицый и говорит, чтобы мы убирались отсюда, поскольку это теперь их земля. На наши робкие возражения, что американское правительство послало нас сюда на поселение, он просто смеется и заявляет, что здесь он представитель американского правительства, а кто с этим не согласен, может идти жаловаться губернатору.

И вот, люди идут по пыльной дороге в Вест-Таун. Сгорбившись, с пустотой в глазах шаг за шагом приближаемся мы к замку Алькасар - место, где решится наша судьба. И вдруг - кто-то тихо-тихо запевает слова древнего боевого гимна. Слова текут и я вспоминаю, как скакали мы по прерии на врагов, как горели деревянные коробки белых, как летела над нами песня... кажется, я плачу, да и не только я. Нет, нас не сломят ни жалкие дома на колесах, ни голод, ни смерть. Мы - Команчи! С гимном мы входим в Алькасар, и вот уже белые видят не жалкую кучку сломленных нищих, а боевой отряд гордых индейских воинов - и жмутся к стенам домов, когда мы проходим по улице и останавливаемся напротив замка. Мы ждем, что нам скажет белый вождь. Ждем не как просители, а как воины, готовые бесстрашно встретить свою судьбу. Немногие белые отваживаются подойти и поговорить с нами, да и те убегают, едва обменявшись парой фраз. Даже вождь выглядит обеспокоенным, хоть и дружелюбным. Он радостно подает мне бумагу, где написано, что за нами будут закреплены те места, которые мы разметим для своего проживания, и никто не сможет оспорить наши права.

Вернувшись в лагерь, окрыленные надеждой люди бросились размечать местность. Многие радостно говорили, что нужно устроить праздник по поводу обретения нового дома. Но белые - это белые, и не успело закатиться солнце, как в лагерь вновь вламывается вооруженная толпа. Предводитель хватает протянутую бумагу и мерзко смеясь заявляет, что она не имеет силы. Только что появившаяся надежда вновь исчезает - но мы уже не те несчастные, что нынче утром переползли через хребет. Хватит дороги! Хватит душных зарешеченных вагонов! Или мы получим эту землю, или умрем здесь, но умрем, как подобает воину Команчей.

Внешне никаких изменений незаметно, но тот, кто знаком с нашими людьми сразу сказал бы, что внутри бушует огонь. Посланник от губернатора подтвердил, что его бумага недействительна, а значит, нам больше нечего ждать. Развернувшись в линию, под слова древнего гимна, убивая всех на своем пути, отряд входит в город. Белые прячутся в подворотни, стреляют в нас из окон, из-за деревьев, но мы идем. Нас все меньше, вот падает один, другой... А вот, смерть пришла и за мной...

Бодхи